сону не может понять, когда пропадать из жизни бывшего лучшего друга на несколько лет и внезапно появляться в ней стало нормой. когда общение такое, будто вы знакомы всю жизнь, но и познакомились лишь несколько часов назад. когда понятия дистанции и границ размыты и совершенно неясны. когда чанхи, кажется, близко-близко, но его мысли в другом месте. когда "сону" из его уст звучит совсем по-чужому, по-новому.

раньше это "сону" было родным, чанхи произносил его имя с особым трепетом. потом он выплевывал его, словно яд. а после наступила тишина. и впервые за всю жизнь, сону кажется, что произнесенное имя вовсе не его.

сону не может понять, насколько близко ему позволено быть к чанхи. он держит дистанцию, разделяя себя и бывшего лучшего друга хангемом, но тот почему-то все равно тянет руки.

и сону еще больше не может понять, почему после стольких лет, вместо бабочек в животе у него жгучая боль на ребрах. а чанхи ведет себя так, будто ничего не произошло. продолжает тянуться к сону, липнет к нему так много и сильно, что у хангема уже не осталось никаких сил его оттаскивать, а у сону — возмущаться.

во всем виноват алкоголь.
в непонимании сону. в чересчур дружелюбном поведении чанхи. в этой боли на ребрах. в еще более сильной боли в районе сердца. будто там образовалась дыра.

лучше бы там и правда образовалась дыра и сону перестал бы чувствовать.

но вместо этого сону чувствует слишком много.

чанхи показывает бармену принести им еще три шота. хангем уже тихонько посапывает, приложившись лицом к барной стойке, а у чанхи, кажется, вообще ни в одном глазу. он хихикает довольно и виснет на сону.

сону смотрит расфокусированным взглядом куда-то вперед. не реагировать, не реагировать, не реагировать. прекрати, блять, чувствовать. хоть на секунду. потому что либо сердце пробьет грудную клетку, либо метка прожжет кожу, либо мир закончится прямо сейчас. потому что чувствовать так много, оказывается, просто невыносимо. потому что чувствовать так много из-за человека, вокруг которого вертелась вся твоя жизнь, кажется, еще невыносимей. потому что эта любовь или еще какое проклятое чувство, отдается лишь одной адской болью в области сердца, прямо там, где должна быть зияющая дыра.

сону в реальность возвращается, когда перед ними ставят три стопки и шустрая рука радостного чанхи тянется за ними. сону перекрывает стопки рукой и краем глаза замечает недовольный взгляд и надутые губы чанхи. — хватит.

чанхи возмущается и пытается отобрать хоть одну стопку, но сону быстро выпивает все три шота. во рту сильная горечь, но она все равно не сравнится со всеми нахлынувшими на сону чувствами. держать себя в руках уже давно вошло в привычку, но никакие эмоции ни разу не вызывали настолько тошнотворного чувства. сону винит во всем алкоголь. не более. завтра все придет в норму. завтра он снова перестанет чувствовать. но сегодня у него на уме один лишь чанхи.

сону пинает хангема, пытаясь хоть как-то позаботиться о друге, но у того реакции никакой. он оставляет деньги бармену и тащится в сторону выхода вместе с повисшим на нем чанхи. о хангеме позаботятся, сону не сомневается. сейчас у него другие волнения.

на вопрос, где он живет, чанхи лишь бодро пальцем вверх показывает. у сону непонимание и миллион вопросов ровно до тех пор, пока чанхи, путаясь в собственных пальцах и ключах, не открывает дверь в свою комнатушку над клубом.

— кто бы мог подумать, что сам чанхи будет жить в таком простом, неприметном месте. совсем не в твоем стиле. — сону тихо усмехается, внимательно осматривая квартиру. все это помогает прийти в чувство, но лишь до того момента, как руки чанхи оказываются обвитыми вокруг шеи сону. он и слова сказать не успевает, как чужие губы покрывают губы сону. он позволяет себе не думать — секунда, две, три. это неожиданно, странно, непривычно и на удивление приятно.

сону хватает чанхи за плечи, отталкивает от себя. у чанхи взгляд пошлый и до невозможности довольный, у сону — полный непонимания.

чанхи тянется еще раз, но сону останавливает его, руками сжимая его лицо. — не шути так. — сону бесцеремонно проходит дальше по квартире. открывает кучу ящиков на маленькой кухонке, пока не находит стакан, и наливает в него ледяную воду прямо из под крана, протягивая стакан чанхи. — поможет прийти в себя. — хотя это сейчас, конечно, больше нужно сону, чем чанхи, потому что у него весь мир не то, чтобы вверх дном перевернулся, а просто присел в реверансе и поплясал отсюда.

а сону
почему-то
и не против

из-за чужих пальцев по спине мурашки, а там, где чанхи касается — невыносимый жар. голос чанхи тихий, но все равно оглушает, полностью отрывая от реальности. и лишь на миг сону кажется, что он не против — ни волнений, ни "а что если". желание и наслаждение — единственное, что заботит. ему просто нужно взять чанхи за руку.

и ему правда хочется.

потому что чужое дыхание на коже жжет сильнее новой метки на ребрах, перебивая дыхание и не позволяя думать ни о чем, кроме чужих губ напротив. сону представлять их вкус уже не надо — он их попробовал, но точно не распробовал. а ведь правда хотелось бы. но стоит ли? сону последствий не боится, да и редко о них задумывается, но то, что он испытывает по отношению к чанхи, никак не вяжется в голове. этому нет объяснения, этому не подобрать слова, это чувство просто — есть. сону сглатывает шумно и медленно закрывает глаза, желая утонуть в этом чувстве, но слышит свое имя из уст чанхи и резко открывает глаза. взгляд чанхи опьяняет и сону правда хочется поддаться, но нельзя.

нельзя — почему? у сону в голове целая неразбериха и проще было бы решить вопрос жизни и смерти, чем эти чувства — они намного, намного хуже, чем смерть. от них одновременно ощущаешь себя на седьмом небе и горящим заживо. от них в животе бабочки, вроде как, есть, но они пожирают тебя изнутри. от этих проклятых чувств наизнанку выворачивает, но лишь из-за того, что сону не позволяет себе поддаться человеку напротив, хоть и невероятно хочется.

сону перехватывает руку чанхи и другой рукой закрывает рот чанхи. — прекрати. не произноси мое имя. — у чанхи взгляд полон разочарования, но он все равно не сдается. — не так. прекрати.

он отпускает чужую руку, хватает нетронутый стакан с водой и опустошает его за секунду. дышит сбито и с шумом ставит стакан обратно. пальцы чанхи мягко касаются его спины и сону ежится слегка, ощущая мурашки по всему телу, и делает несколько быстрых шагов вперед, резко разворачиваясь лицом к чанхи и убеждаясь, что между ними есть дистанция.

сону опирается одной рукой на кухонную столешницу, а другую вытягивает перед собой. — подожди. — он пытается привести дыхание в норму, но из-за количества выпитого алкоголя и одурманенной, благодаря чанхи, головы, у него совершенно это не получается.

сону больше не винит во всем алкоголь. напротив. во всем виноват чанхи и этот его взгляд. этот взгляд, который он еще до клуба не отрывает от сону, смотря на него оценивающе. и этим самым взглядом, чанхи, кажется, уже давно раздел сону.

блять.

сону выпрямиться не успевает, как сам виновник такого его состояния оказывается перед ним. еще один шаг назад и сону спиной чувствует столешницу. запрыгивает на нее, руководствуясь тем, что чанхи будет не так легко поцеловать его. сону сам не осознает, насколько он наивен.

пальцы чанхи переплетаются с пальцами сону и он руку оттянуть не смеет. он задерживает дыхание, боясь пошевелиться, и ожидает дальнейших действий чанхи. а тот лишь усмехается довольно. сону недовольно цокает языком и наклоняется ближе к чанхи. достаточно близко, чтобы чувствовать чужое дыхание, но все равно не позволяя его губам коснуться кожи сону.

сону держит одну руку на груди чанхи, не позволяя приблизиться, и крепче сжимает его руку. — чего ты хочешь? ты к любому так лезть будешь? — сону чуть отодвигается, видя, как чанхи хочет его поцеловать, потому что он точно не намерен давать ему желаемое.

а точно ли?

— или тебе просто одиноко и хочется с кем-то переспать? — сону грустно усмехается и бродит взглядом по маленькой комнатушке чанхи. кажется, это место переплюнет даже полуживую студию сону, хотя даже в маленьком стеклянном аквариуме для рыбок было бы больше места, чем в его квартире. — тогда это не по адресу. — сону цепляется взглядом за раскладной диван с неубранной постелью и снова смотрит на чанхи. и жалеет. потому что все слова и принципы можно выкидывать к чертям, стоит только встретиться взглядом с чанхи. потому что желание дать ему все, что хочется, снова отдается жгучей болью на ребрах.

чужая рука оказывается на ноге сону и двигается выше, но он лишь смотрит на это искоса и слезает со столешницы. разворачивает чанхи, прижимая его спиной к столешнице и, все так же не разъединяя их переплетенные пальцы, приподнимает чужую рубашку, оголяя метку на ребрах.

тихий смешок.

сону глаза закатывает и отпускает чужую рубашку. и как он вообще оказался в такой ситуации? не то, чтобы это плохо, но и не офигеть как круто. что-то между "хочется чего-то сладкого" и "сдохнуть бы, да поскорее". неужели все, кто встречают свое соула, проходят через такое? или сону просто такой — неправильный. странный. он всю жизнь был уверен, что любовь — не для него, а секс и влечение в принципе — вещь абсолютно ненужная. это же нужно делать по любви, правильно? или это все из-за того, что его дорогой чанхи никому не отказывал в старшей школе.

а сейчас он испытывает желание именно к этому самому чанхи. приехали. там, в области сердца, абсолютно точно не черная дыра. а жаль. ведь так жилось намного проще.

— хорошо, давай по-другому. я не буду спать с пьянью. — сону отпускает руку чанхи, выпрямляется и делает глубокий вдох. — а на трезвую голову, думаю, ты не то, чтобы даже не посмотришь на меня, а забудешь напрочь. — сону, кажется, ни разу за жизнь так много не разговаривал с человеком, но тут ничего другого не спасает и только лишь бессмысленные фразы помогают сохранить разум.

сону, кажется, совсем не думает, когда рядом оказывается чанхи. в приципе, чанхи и способность здраво рассуждать не работают вместе. по-крайней мере, в случае сону. потому что с чанхи весь здравый смысл летит к чертям, а действия совершаются задолго до того, как сону о них подумает.

и с каких пор сначала делать, а потом думать, стало нормой?
ах да,
с той самой минуты, как сону снова познакомился с чанхи.

потому что внутри что-то перевернулось, когда сону, впервые за столько лет, снова увидел чанхи. потому что чанхи его, похоже, совершенно не узнал. забыл, наверное, как любую другую печальную историю о дружбе. если они вообще по его мнению были друзьями. но сейчас чанхи настолько близко, что сону понимает — раньше бы чанхи себе этого не позволил. а сону, скорее всего, не отказал бы ему и тогда. потому что не может. потому что это чанхи. потому что весь мир крутится возле гребаного чанхи и сону, блять, только сейчас начинает это осознавать. но тогда, раньше, когда они якобы друзьями были, сону ни за что бы не почувствовал дыхание друга на своей коже. интересно, почему?

почему дружба, которая для сону была всем, испарилась как по щелчку, и на замену сону у чанхи появились другие друзья. крутые, как казалось тогда сону. поэтому он и изменился. какая-то глупая, бессмысленная надежда сидела именно там, где, сону был уверен, находится черная дыра.

да и любой бы сказал, что чанхи, в принципе, уже совсем не тот самый чанхи, которого сону помнит со старшей школы. он правда другой. внешне, по поведению, да даже по стилю жизни. или, быть может, сону его не знал вовсе. но для сону все равно чанхи — все тот же чанхи, который с диким удовольствием и безумным азартом соревновался с сону абсолютно во всем. в любых дополнительных занятиях, в спорте, в оценках. в количестве друзей. да и сону сам таким был. не считая, конечно, последнего. потому что для сону, присутствие чанхи в его жизни было жизненно необходимо — плевать он хотел на всех остальных.

и сейчас он понимает, что не забыл. не забыл все эти чувства, эту боль. но что хуже, эти чувства и боль ощущаются в миллион раз сильнее, чем до. и вовсе не из-за проклятой метки на ребрах. ее, конечно, доля вины есть, но во всем все равно виноват чанхи. потому что сону уверен, что это все — лишь миг. одно несчастное мгновение. с приходом утра, чанхи снова будет вне досягаемости.

но сону прекрасно понимает, почему до сих пор не ушел. почему не отталкивает чанхи, хотя давно мог это сделать. почему каждое слово чанхи эхом отдается в голове и сону четко ощущает собственный пульс в висках. почему простая фраза о ком-то другом пробуждает желание запереть чанхи в его же квартире.

— блять, — он тихо ругается себе под нос и хрустит шеей. наблюдает внимательно за всеми действиями чанхи, но позволяет себе задуматься лишь на секунду, и чанхи снова оказывается до ужаса близко. плевать он хотел на границы другого человека. и сону, черт возьми, только этому рад. но не признается себе в этом ни за что.

у чанхи багровые губы от вина и это не делает ситуацию проще. сону кладет руку на грудь чанхи, не позволяя ему приблизиться — чанхи на удивление послушный, когда сону это делает. но ему даже думать не надо, почему так. он хватает бутылку и делает несколько больших глотков прямо из горлышка. алкоголь не поможет не думать, с сону это не работает. он делает это символично. как будто бы он поможет спокойно получить то, что хочется, не переживая о последствиях. он ставит бутылку обратно на столешницу и, сжимая рубашку чанхи на груди, прижимет к себе максимально близко. сону целует чанхи грубо, нетерпеливо, потому что желал этого до безумия и сейчас нет никакого контроля. он проводит языком по чужим губам и отстраняется. — не спустишься.

сону делает еще несколько глотков вина, резко поворачивается и направляется к дивану, краем глаза замечая недовольный взгляд чанхи. сону садится на диван и протягивает чанхи руку, — иди ко мне, — он знает, что чанхи не откажется. знает, но все равно хочет его проверить. хочет увидеть, как чанхи выбирает именно его. потому что на протяжении всей их дружбы сону чувствовал себя, как цепной пес. и сейчас чанхи добровольно спустит его с цепи.

и сону не ошибся — чанхи уже стоит перед ним, близко-близко, переплетая их пальцы. сону ухмыляется довольно и тянет чанхи на себя за талию, заставляя его сесть сверху. он проводит рукой по скуле чанхи и по губам, продолжая хищно ухмыляться.